– Разве?
– Нарядная ты… модница…
– Для тебя!.. Всё только для тебя… Боюсь, что разлюбишь…
Пожала руку матери, послала мне воздушный поцелуй и выпорхнула, сверкнув белой легкой тенью, в дверях.
– Зойка!..
Не слыхала. Ушла моя весна. А в комнате всё еще витает ее белый призрак. Пахнет ландышем и сиренью. Пахнет ее золотыми волосами, ее легким платьем. Всё еще звучит в ушах ее голос, стоит ее радостное, улыбающееся лицо… Эх, вот счастье: на моей постели ее василек от шляпки!.. Синенький!.. Миленький!.. Вот я тебя поцелую и положу к себе под подушку…
– Мама! Посмотри: она потеряла василек со шляпки…
– Ничего не бережете… Девушка будто ничего себе…
– Ничего себе… Сама Красота, а вы… много вы понимаете!..
– Довольно ласковая со старшими… А полковник в Казани мне наговорил на нее… Я уж так испугалась за тебя…
– Совершенно зря пугаетесь… Радоваться за меня должны, а не пугаться.
– Слава Богу!.. Только жениться-то доктор велит повременить.
– А ты рада этому!
Я почувствовал усталость, лег и вытянул ноги. Закрыл глаза и вспоминал, как всё это было: как она вошла, не хотела на меня смотреть, потом бросилась на колени перед кроватью… Синеглазая… Золотоволосая… Люблю! Больше жизни люблю тебя, Зойка! Теперь уж до завтра. Завтра надо поговорить обо всем. Сегодня не успели… Не скоро это «завтра»…
Гудит пароход на Волге. Когда-нибудь мы с Зойкой будем ехать на пароходе, вдвоем только в каюте. Ах, как я счастлив, я самый счастливый человек на свете…
Я прикрылся одеялом, перекрестился и прошептал:
– Благодарю, Господи…
– Ты что там колдуешь?
– Какое, мама, счастье жить на свете!.. Спасибо, что родила ты меня…
– Не стоит благодарности…
– Как не стоит. Что ты!..
Я отбросил одеяло и стал хохотать. Мать – тоже.
– Ну, подойди, мамочка, я поцелую тебя…
Мать подошла. Я стал ласкать ее голову, поцеловал в щеку. Отвыкла старенькая от теплой ласки: расплакалась…
– Вот тебе раз! О чем?..
– Спасибо тебе, Геничка… Ты такой ласковый… Бог пошлет тебе много-много счастья!..
– Да, мама, много-много… И я буду делиться им с тобою…
– Нет, зачем… У тебя своя жизнь… Только не забывай… И за то спасибо…
– Благословляешь нас с Зоей?..
– Да, конечно… Вы такие добрые, милые, молодые ребятки…
– Спасибо, мамочка!.. Спасибо! А теперь я немного усну… Устал что-то.
– Поспи. Много волновался.
Я замолк и долго слышал, как мать ходила на цыпочках, оберегая мой покой. Потом сладко и крепко заснул…
Каждый день я с жадным нетерпением жду, когда часы в больничном коридоре начнут бить одиннадцать. Зоя удивительно аккуратна: как только пробьет одиннадцатый удар, я сажусь к окну и устремляю свой взор на дорожку меж берез, ведущую к воротам больницы. Вот уже подкатили дрожки… Идет… идет моя белая пастушка с васильками и ромашками на шляпе. И всегда в руках цветы. Идет торопливым шагом и нетерпеливо смотрит на окна. Увидим друг друга и оба, улыбаясь, киваем головами… Еще минута, и в коридоре проворно стучат чьи-то каблучки… Чьи? Конечно ее, моей нетерпеливой пастушки!..
– Здравствуй!
– Здравствуй в белом сарафане из серебряной парчи!..
– Тебе кланяется.
– Кто, голубка?
– Солнце правды!..
Смеемся и ласкаем друг друга глазами. Мама уже не стесняет нас: и мы, и она привыкли, чувствуем себя почти родными. Мама не наглядится на нас, называет Зою «Золотой Принцессой», целует ее и всё удивляется, что волосы у нее настоящие. Теперь она в этом убедилась: сама расчесывала их и сплетала в косы, а я смотрел и завидовал… Дело окончательно решено: свадьба осенью. Меня доктора посылают на юг, а я упираюсь:
– Без тебя не поеду: разлюбишь, забудешь…
Нет, попалась, птичка, стой: не уйдешь из сети.
Не расстанемся с тобой ни за что на свете.
А Зоя, смеясь, поет, глядя мне в глаза любовно так и кокетливо:
Ах, зачем, зачем я вам, миленький дружочек?
Отпустите погулять в садик на лужочек!..
Сегодня очень важный день: Зоя должна принести известие, чем кончилось ее нападение на приехавшего родителя: она должна была просить его отпустить ее в Крым на поправку. Можно бы и без согласия, да денег мало. Да и не хочется снова создать натянутые отношения, после того как всё наладилось к нашему общему благополучию. Сегодня я жду Зою с особенным нетерпением…
– Либо пан, либо пропал!
Бьют часы. Скорей к окну: уже трещит извозчичья пролетка. Что-то она привезла? Идет и смотрит, и вся сияет. Посылает воздушный поцелуй.
– Ура, мама!.. И Зоя едет в Крым.
– А ты как это узнал?
– Идет она… По лицу узнал… Как солнце сияет!
Вбежала, бросила зонтик, швырнула ко мне на кровать перчатки и стала целовать маму.
– Позвольте, Зоя Сергеевна!.. Почему такое предпочтение?
– Поздравь: всё уладилось!.. Хотя не совсем так, как мы хотели, но…
– А поцеловать надо или нет?.. «Поцелуев твоих нежных страстно жаждет он, страстно жаждет о-он»…
Подставила лицо, а занята чем-то другим. Обидно, сударыня. Я еще целую ее в щеку, а она уже говорит:
– Папа едет со мной… Одну не пускает. Хотя это безразлично…
Мама даже одобряет:
– И прекрасно делает ваш папа.
Погрозила нам пальцем.
– Что ты, мама?.. Зачем ты грозишь пальцем?
– С папой спокойнее будет обоим.
– Ты думаешь?
– Повенчайтесь, а тогда и одни можете… На все четыре стороны.
Переглядываемся с Зоей и хохочем над мамой.
– Ладно, смейтесь!..
– Знаешь, Зоя, я боюсь твоего папочки.
– Ты! Почему?
– Он напугал меня преосвященным… Пугал и губернатором, да нашел, что этого мало…