Юность - Страница 6

– Прибавь! прибавь! Опоздаем. Пароход уходит в восемь.

– На этот опоздаешь, на другой попадем! Их много отходит…

– Мне нельзя на другом, а надо на «Самолет».

– Уже близко пристани: клубится дым пароходных труб, гудят свистки, то басом, то дискантом, обгоняют спешащие на пароходы пассажиры… Скорей! Подскакиваю на пролетке, помогаю лошади и тычу в спину извозчика…

– Тпру!

– Вишь и не опоздали. Зря горячился, гнал… За это надо прибавить.

– Матрос, на пароход!..

Матрос забрал в руки всё мое имущество, и мы торопливо зашагали по скрипучим мосткам.

– Какой пароход?

– «Гоголь».

– Свисток был?

– Два. Сейчас отваливает…

Торговцы, рассевшиеся вдоль мостков, хватают за полы и за руки, предлагая колбасу, семгу, булки, чулки, гребешки…

– Куда мне к чёрту!

Гудит последний свисток, а они… Вот дурачье. Дорогу!

…Уф! Наконец-то! Теперь уж спокойно. Она где-нибудь здесь… Да вон она, у перил балкона!.. Внимательно ищет кого-то глазами, ждет и страшно волнуется… Конечно, меня. Милая, как она волнуется! Не спешу успокоить: очень уж радостно видеть, как она ждет меня. Снимают трап. Зоя перегнулась через перила. Оглушительно зашумел под колесом пар, пароход вздрогнул и стал медленно отдаляться от пристани… Что с ней? Отирает платочком слезы…

– Зоя!

Обернулась и радостно схватила за руку, а в глазах – слезы…

– Вы здесь? Когда? Как же это так… Я проворонила вас…

Звонко смеется, лицо рдеет румянцем, и не знает, что еще сказать.

– Вы… плакали, что ли?

– Нет… О чем мне плакать?.. Что-то попало в глаз…

– Не надо тереть…

– Вы во втором классе?

– Да. А вы?

– Я – тоже.

Улыбнулись друг другу и стали быстро ходить по балкону вокруг парохода…

– Ах, как я люблю Волгу и пароход! А день-то какой! Как стекло вода… Чайки! Давайте кормить, чаек!

Мы бросали чайкам кусочки белого хлеба, и чайки на лету ловили их, ныряли в воздухе над кормой парохода и дико вскрикивали, встряхивая крыльями… Кругом налаживалась своеобразная речная жизнь: под шум хлопающих по воде колес пассажиры читали, дремали, слонялись по палубе, распивали чаи, позванивали посудой и ложечками, а некоторые уже аппетитно поедали рыбные солянки и сочные бифштексы с кровью… Бегали в запуски звонкоголосые ребятки, где-то внизу повар рубил «под польку» котлеты и, как улей, гудел чернорабочий люд… Надоело Зое кормить чаек.

– А, знаете, я сама непрочь бы покушать.

Уселись в рубке и стали совещаться, что бы заказать на завтрак… И во всем мы находили повод смеяться, радоваться, и, должно быть, наши глаза не могли скрыть того, что было в сердце: когда я в ожидании завтрака, пошел к себе в каюту, чтобы придать своей шевелюре наивозможнейший поэтический вид, лакей постучал в дверь, приоткрыл ее и сказал:

– Супруга вас ждут кушать!

Это была столь приятная неожиданность, что я не стал опровергать ошибки:

– Скажите, что я сейчас приду…

– Слушаюсь.

Кушаем. Изредка взглядываем друг на друга и смущенно улыбаемся. Зоя хозяйничает, угощает… Наклоняясь друг к другу, тихо подтруниваем над пассажирами, вскакиваем смотреть на встречные пароходы, машем платками и снова бежим к столу… На нас смотрят с завистью одинокие мужчины и заглядываются на мою золотоволосую спутницу… Нахалы! Злобно бросаю на них уничтожающие взгляды, прошу Зою сесть к ним спиной. Слава Богу, поняли, болваны, что рискуют нарваться на человека, который не привык шутить. Я называю мою милую – Зоей, она меня – Геннадием… И в этом – неизъяснимая прелесть. На «вы», но без величания – и в этом есть красивая-простота, и чистая близость, и бережное отношение к своему счастью… Мягко вздрагивает пароход всем корпусом, и весело позванивают на столе бокалы и рюмки. Я прикрыл лицо рукой и смотрю через промежутки пальцев на Зою… Боже мой, какая это красота! Не оторвешься. И опять всего меня обволакивает излучение этой красоты, как во время занятия алгеброй, в палисаднике. Я опьяняюсь этой красотой и тону в ней, растворяюсь…

– Геннадий! Вы о чем, задумались?

Дает же Бог человеку такой голос! Сердце сжимается от этого голоса.

– Благодарю Тебя, Господи! – шепчу я и, отняв от лица руку, не могу оторвать глаз от девушки.

– Вы молитесь Богу?!. А стерлядь в томате? Не хотите?

Даже о стерляди у нея выходит поэтично и удивительно мило.

– Стерлядь… Буду, буду!.. Разве можно отказываться, когда вы говорите о стерляди?..

Протяжно загудел свисток парохода: пристань… Оба вскочили из-за стола… Зоя подхватила меня под руку, а рука ее прикрыта концом накинутой на плечи толковой тафты… В дверях наскоро отодвинул шолк и на одно мгновение коснулся тонкой руки губами. Не заметила, а, может быть, не хотела заметить: иногда в ее глазах сверкал хитрый огонек… Стоим у перил и смотрим на суетню по берегу. Рядом стоит пожилая женщина в платочке, с сочувственной улыбкой смотрит на нас и ласково спрашивает?

– Молодожены вы, что ли?

Зоя покраснела и, отвернувшись, сморщила лоб и пристально уставилась на береговые горы, а я покачал отрицательно головой…

– Сестра? Больно уж дружны. На редкость… Теперь братья-то с сестрами, как собаки с кошками, а вы… Даже приятно смотреть. У нас чтобы брат сестре когда-нибудь руку поцеловал, этого никогда не увидишь!..

Зоя убежала в рубку и, когда я вернулся туда, надула губки и не смотрела на меня… Подошел лакей, с салфеткой подмышкой, и спросил:

– Кофе или чай прикажете?..

– Кофе.

– А вашей супруге?

Зоя вскочила и убежала в свою каюту…

– С чего вы взяли, что это – моя супруга?